Дочитал недавно "Воображаемые сообщества". Географам очень советую. Благо русская версия лежит в Интернете. Я приведу ниже отрывок о роли карты в воображении нации. Перевод ни к чёрту (хоть сам автор называет его хорошим), так что всем любителям первоисточников советую читать на гугл-букс или заказывать напрямую (кстати, торренты оригинала тоже имеются - ищите сами). Под катом раздел "Карта" из главы "Перепись, карта, музей". Принципиально рассмотрение карты как института власти. А карта национальностей является и подавно двойным инструментом власти. Мне больше всего нравится сопоставлять карты национальностей Польши (1934) и СССР (1941), а именно цвет, которым закрашивали украинцев и белорусов. В обоих случаях имеет место тенденция к закрашиванию близким по гамме цветом. Впрочем, я отвлекся.
В первом издании «Воображаемых сообществ" я писал, что «в политике «строительства нации», проводимой новыми государствами, очень часто можно увидеть как подлинный, массовый националистический энтузиазм, так и систематичное, даже по-макиавеллиански циничное впрыскивание националистической идеологии через средства массовой информации, систему образования, административные предписания и т. д.». Тогда я недальновидно полагал, что в колонизированных мирах Азии и Африки официальный национализм напрямую копировался с образца династических государств Европы XIX в. Последующие размышления убедили меня, что эта точка зрения была опрометчивой и поверхностной и что непосредственную генеалогию национализма необходимо искать в способах воображения, присущих колониальному государству. На первый взгляд, этот вывод может показаться неожиданным, поскольку колониальные государства, как правило, были анти-националистическими и часто даже воинственно отстаивали эту позицию. Однако если скинуть внешний покров колониальных идеологий и колониальной политики и взглянуть на грамматику, в соответствии с которой они с середины XIX в. развертывались, то искомое родство решительно проясняется.
Мало что демонстрирует так зримо и рельефно эту грамматику, как три института власти (здесь и далее выделено - А.С.), которые, хотя и были изобретены еще до середины XIX в., изменили, по мере вступления колонизированных зон в эпоху механического воспроизводства, свою форму и функцию. Этими институтами были перепись населения, карта и музей: все три глубоко повлияли на то, как колониальное государство созерцало в воображении свой доминион — природу людей, которыми оно правило, географию своих владений и легитимность своего происхождения. Анализируя в этой главе характер этой связи, я ограничу свое внимание Юго-Восточной Азией, поскольку полученные мною выводы предварительны, а мои претензии на серьезные специальные познания ограничиваются только этим регионом. Вместе с тем, исследователи, испытывающие интерес к сравнительно-историческим изысканиям, найдут в Юго-Восточной Азии особые преимущества, ибо она включает территории, колонизированные почти всеми «белыми» имперскими державами — Британией, Францией, Испанией, Португалией, Нидерландами и Соединенными Штатами, — а также неколонизированный Сиам. Читатели, знающие другие районы Азии и Африки лучше меня, смогут судить, выдерживает ли мой аргумент проверку на более широкой исторической и географической сцене.
View Бенедикт Андерсон и география: роль карты в национализме →